Почти все, писавшие о романе Лермонтова, упоминают об его особой игровой природе, которая связана с опытами, экспериментами, проводимыми Печориным. Автор (вероятно, таково его собственное представление о жизни) побуждает героя романа воспринимать реальную жизнь в ее естественно‑бытовом течении в виде театральной игры, сцены, в форме спектакля. Печорин, гоняющийся за забавными приключениями, должными рассеять скуку и увеселить его, выступает автором пьесы, режиссером, который всегда ставит комедии, но в пятых актах они неизбежно превращаются в трагедии. Мир построен, с его точки зрения, как драма – есть завязка, кульминация и развязка. В отличие от автора‑драматурга Печорин не знает, чем закончится пьеса, как не знают этого и другие участники спектакля, не подозревающие, впрочем, о том, что они играют определенные роли, что они артисты. В этом смысле персонажи романа (роман предполагает участие множества индивидуализированных лиц) не равны герою. Уравнять главного героя и невольных «актеров», открыть перед ними одинаковые возможности, сохраняя чистоту эксперимента, режиссеру не удается: «артисты» выходят на сцену всего лишь статистами, Печорин оказывается и автором, и постановщиком, и актером пьесы. Он пишет и ставит ее для себя. При этом с разными людьми он ведет себя по‑разному: с Максим Максимычем – дружески и отчасти высокомерно, с Верой – любовно и насмешливо, с княжной Мери – представляясь демоном и снисходительно, с Грушницким – иронически, с Вернером – холодно, рассудочно, дружески до определенного предела и довольно жестко, с «ундиной» – заинтересованно и настороженно.

Общее его отношение ко всем персонажам обусловлено двумя принципами: во‑первых, никого нельзя допускать в тайное тайных, в свой внутренний мир, ни для кого нельзя раскрывать нараспашку душу; во‑вторых, человек интересен для Печорина постольку, поскольку он выступает его антагонистом или врагом. Вере, которую любит, он посвящает меньше всего страниц в дневнике. Это происходит потому, что Вера любит героя, и он об этом знает. Она не изменит и всегда будет его. На этот счет Печорин абсолютно спокоен. Печорина (его душа – душа разочарованного романтика, каким бы циником и скептиком он себя ни выставлял) люди занимают лишь тогда, когда между ним и персонажами нет мира, нет согласия, когда идет внешняя или внутренняя борьба. Спокойствие несет смерть душе, волнения, тревога, угрозы, интриги дают ей жизнь. В этом, конечно, заключены не только сильная, но и слабая стороны Печорина. Он знает гармонию как состояние сознания, как состояние духа и как поведение в мире лишь умозрительно, теоретически и мечтательно, но никак не практически. На практике гармония для него – синоним застоя, хотя в мечтах он толкует слово «гармония» иначе – как момент слияния с природой, преодоление противоречий в жизни и в своей душе. Едва наступает спокойствие, согласие и мир, все ему становится неинтересным. Это относится и к нему самому: вне битвы в душе и наяву он обыкновенен. Его удел – искать бури, искать сражений, питающих жизнь души и никогда не могущих удовлетворить ненасытную жажду размышления и действия.

В связи с тем, что Печорин – режиссер и актер на жизненной сцене, неминуемо встает вопрос об искренности его поведения и слов о себе. Мнения исследователей решительно разошлись. Что касается записанных признаний самому себе, то спрашивается, зачем лгать, если Печорин – единственный читатель и если его дневник не предназначен для печати? Повествователь в «Предисловии к «Журналу Печорина»» нисколько не сомневается в том, что Печорин писал искренно («я убедился в искренности»). Иначе обстоит дело с устными высказываниями Печорина. Одни считают, ссылаясь на слова Печорина («Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид»), что в знаменитом монологе («Да! такова была моя участь с самого детства») Печорин актерствует и притворяется. Другие полагают, что Печорин вполне откровенен. Поскольку Печорин – актер на жизненной сцене, то он должен надеть маску и обязан сыграть искренне и убедительно. «Принятый» им «глубоко тронутый вид» еще не означает, что Печорин лжет. С одной стороны, играя искренно, актер говорит не от себя, а от лица персонажа, поэтому его нельзя обвинить во лжи. Напротив, никто не поверил бы актеру, если бы он не вошел в свою роль. Но актер, как правило, играет роль чуждого ему и вымышленного лица. Печорин, надевая различные маски, играет себя. Печорин‑актер играет Печорина‑человека и Печорина‑офицера. Под каждой из масок скрывается он сам, но ни одна маска не исчерпывает его. Персонаж и актер сливаются лишь частично. С княжной Мери Печорин играет демоническую личность, с Вернером – доктора, которому советует: «Старайтесь смотреть на меня как на пациента, одержимого болезнью, вам еще неизвестной, – тогда ваше любопытство возбудится до высшей степени: вы можете надо мною сделать теперь несколько важных физиологических наблюдений… Ожидание насильственной смерти не есть ли уже настоящая болезнь?» Итак, он хочет, чтобы доктор видел в нем пациента и играл роль доктора. Но он еще до того поставил себя на место пациента и в качестве доктора себя же стал наблюдать. Иначе говоря, он играет сразу две роли – пациента, который болен, и доктора, который наблюдает болезнь и анализирует симптомы. Однако, играя роль пациента, он преследует цель произвести впечатление на Вернера («Эта мысль поразила доктора, и он развеселился»). Наблюдательность и аналитическая откровенность при игре пациента и доктора совмещаются с хитростью и уловками, позволяющими расположить в свою пользу того или иного персонажа. При этом герой каждый раз искренно в этом признается и не старается скрыть свое притворство. Актерство Печорина не мешает искренности, но колеблет и углубляет смысл его речей и поведения.

Нетрудно заметить, что Печорин соткан из противоречий. Он – герой, духовные запросы которого безграничны, беспредельны и абсолютны. Силы у него необъятные, жажда жизни ненасытная, желания – тоже. И все эти потребности натуры – не ноздревская бравада, не маниловская мечтательность и не хлестаковское пошлое хвастовство. Печорин ставит перед собой цель и достигает ее, напрягая все силы души. Потом беспощадно анализирует свои поступки и бесстрашно судит себя. Индивидуальность измеряется безмерностью. Свою судьбу герой соотносит с бесконечностью и хочет разрешить коренные загадки бытия. Его ведет к познанию мира и самопознанию свободная мысль. Этими свойствами наделяются обычно именно героические натуры, не останавливающиеся перед препятствиями и жаждущие воплотить свои сокровенные желания или замыслы. Но в названии «герой нашего времени» есть, безусловно, примесь иронии, на что намекнул сам Лермонтов. Получается, что герой может выглядеть и выглядит антигероем. Точно так же он кажется необыкновенным и обыкновенным, исключительной личностью и простым армейским офицером кавказской службы. В отличие от обыкновенного Онегина, доброго малого, ничего не знающего о своих внутренних богатых потенциальных силах, Печорин их чувствует и сознает, но жизнь проживает, как и Онегин, обычно. Результат и смысл приключений каждый раз оказываются ниже ожиданий и совершенно теряют ореол необыкновенности. Наконец, он благородно скромен и испытывает «иногда» искреннее презрение к себе и всегда – к «другим», к «аристократическому стаду» и к человеческому роду вообще. Нет сомнения, что Печорин – поэтическая, артистическая и творческая натура, но во многих эпизодах – циник, наглец, сноб. И невозможно решить, что составляет зерно личности: богатства души или ее дурные стороны – цинизм и наглость, что является маской, сознательно ли она надета на лицо и не стала ли маска лицом.

Разобраться в том, где находятся истоки разочарования, цинизма и презрения, которые носит в себе Печорин как проклятие судьбы, помогают разбросанные в романе намеки на прошлое героя.

В повести «Бэла» Печорин так объясняет Максиму Максимычу в ответ на его упреки свой характер: «Послушайте, Максим Максимыч, – отвечал он, – у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так».

На первый взгляд Печорин кажется никчемным человеком, испорченным светом. На самом деле его разочарование в удовольствиях, в «большом свете» и «светской» любви, даже в науках делает ему честь. Природная, естественная душа Печорина, еще не обработанная семейным и светским воспитанием, содержала высокие, чистые, можно даже предположить, идеальные романтические представления о жизни. В реальной жизни идеальные романтические представления Печорина потерпели крушение, и ему надоело все, и стало скучно. Итак, признается Печорин, «во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня…». Печорин не ожидал, что радужные романтические надежды при вступлении в общественный круг оправдаются и сбудутся, но душа его сохранила чистоту чувств, пылкое воображение, ненасытные желания. Удовлетворения же им нет. Драгоценные порывы души нуждаются в том, что быть воплощенными в благородные действия и добрые поступки. Это питает и восстанавливает затраченные на достижение их душевные и духовные силы. Однако положительного ответа душа не получает, и ей нечем питаться. Она угасает, истощается, пустеет и мертвеет. Тут начинает проясняться характерное для печоринского (и лермонтовского) типа противоречие: с одной стороны, необъятные душевные и духовные силы, жажда беспредельных желаний («мне все мало»), с другой – чувство полной опустошенности того же сердца. Д. С. Мирский сравнил опустошенную душу Печорина с потухшим вулканом, но надо бы добавить, что внутри вулкана все кипит и клокочет, на поверхности действительно пустынно и мертво.

В дальнейшем Печорин похожую картину своего воспитания развертывает перед княжной Мери.

В повести «Фаталист», где ему не надо ни оправдываться перед Максимом Максимычем, ни вызывать сострадание княжны Мери, он думает про себя: «…я истощил и жар души и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге».

Каждое высказывание Печорина не устанавливает жесткой зависимости между воспитанием, дурными чертами характера, развитым воображением, с одной стороны, и жизненной участью, с другой. Причины, определяющие судьбу Печорина, остаются все‑таки невыясненными. Все три высказывания Печорина, по‑разному трактуя эти причины, лишь дополняют друг друга, но не выстраиваются в одну логическую линию.

Романтизм, как известно, предполагал двоемирие: столкновение мира идеального и реального. Основная причина разочарования Печорина заключена, с одной стороны, в том, что идеальное содержательное наполнение романтизма – пустые мечтания. Отсюда беспощадная критика и жестокое, вплоть до цинизма, преследование всякого идеального представления или суждения (сравнения женщины с лошадью, издевка над романтическим нарядом и декламацией Грушницкого и пр.). С другой стороны, душевное и духовное бессилие сделало Печорина слабым перед несовершенной, как верно утверждали романтики, действительностью. Пагубность романтизма, умозрительно усвоенного и отвлеченно пережитого до срока, состоит в том, что личность не встречает жизнь во всеоружии, свежести и молодости своих естественных сил. Она не может бороться на равных с враждебной действительностью и заранее обречена на поражение. Вступая в жизнь, лучше не знать романтических идей, чем усвоить и поклоняться им в молодости. Вторичная встреча с жизнью рождает чувство пресыщенности, утомления, тоски и скуки.

Итак, романтизм подвергнут решительному сомнению в его благе для личности и ее развития. Нынешнее поколение, размышляет Печорин, потеряло точку опоры: оно не верит в предопределение и считает его заблуждением ума, но зато оно неспособно на великие жертвы, на подвиги во славу человечества и даже ради собственного счастья, зная об его невозможности. «А мы…, – продолжает герой, – равнодушно переходим от сомнения к сомнению…» без всякой надежды и не испытывая никаких наслаждений. Сомнение, означающее и обеспечивающее жизнь души, становится врагом души и врагом жизни, разрушая их полноту. Но действителен и обратный тезис: сомнение возникло тогда, когда душа пробудилась к самостоятельной и сознательной жизни. Как это ни парадоксально, жизнь породила своего врага. Как бы ни хотел Печорин отделаться от романтизма – идеального или демонического – он вынужден в своих рассуждениях обращаться к нему как исходному началу своих раздумий.

Эти рассуждения заканчиваются соображениями об идеях и страстях. Идеи имеют содержание и форму. Форма их – действие. Содержание – страсти, которые есть не что иное, как идеи при первом их развитии. Страсти непродолжительны: они принадлежат юности и в этом нежном возрасте вырываются обычно наружу. В зрелости они не исчезают, но обретают полноту и уходят в глубь души. Все эти размышления – теоретическое оправдание эгоцентризма, однако без демонического привкуса. Вывод Печорина состоит в следующем: только погрузившись в созерцание самой себя и проникшись собою, душа сможет понять правосудие Божие, т. е. смысл бытия. Собственная душа – единственный предмет интереса для зрелого и мудрого человека, достигшего философского спокойствия. Или иначе: тот, кто достиг зрелости и мудрости, понимает, что единственно достойный предмет интереса для человека – собственная душа. Только это может обеспечить ему философское спокойствие духа и установить согласие с миром. Оценка мотивов и действий души, как и всего бытия, принадлежит исключительно ей. Это и есть акт самопознания, высшее торжество сознающего себя субъекта. Однако является ли этот вывод окончательным, последним словом Печорина‑мыслителя?

В повести «Фаталист» Печорин рассуждал о том, что сомнение иссушает душу, что движение от сомнения к сомнению истощает волю и вообще пагубно для человека его времени. Но вот он, спустя несколько часов, позван для усмирения пьяного казака, зарубившего Вулича. Расчетливый Печорин, принявший меры предосторожности, чтобы не стать случайной и напрасной жертвой разбушевавшегося казака, смело бросается на него и с помощью ворвавшихся казаков связывает убийцу. Отдавая себе отчет в мотивах и действиях, Печорин не может решить, верит он в предопределение или является противником фатализма: «После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. И как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..» Герой находится на распутье – он не может ни согласиться с мусульманским поверьем, «будто судьба человека написана на небесах», ни отвергнуть его.

Стало быть, разочарованный и демонический Печорин – это еще не Печорин в полном объеме его натуры. Лермонтов открывает нам в своем герое и другие стороны. Душа Печорина еще не остыла, не угасла и не умерла: он способен и поэтически, без всякого цинизма, идеального или вульгарного романтизма воспринимать природу, наслаждаться красотой и любить. Есть моменты, когда Печорину свойственно и дорого поэтическое в романтизме, очищенное от риторики и декларативности, от пошлости и наивности. Вот как описывает Печорин свой приезд в Пятигорск: «Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури», на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок; шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, – а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом. – Весело жить в такой земле! Какое‑то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё – чего бы, кажется, больше? – зачем тут страсти, желания, сожаления?»

Трудно поверить, что это писал разочарованный в жизни, расчетливый в опытах, холодно‑ироничный к окружающим человек. Печорин поселился на самом высоком месте, чтобы ему, поэту‑романтику в душе, было ближе к небесам. Недаром тут упомянуты гроза и облака, которым родственна его душа. Он выбрал квартиру, чтобы наслаждаться всем огромным царством природы 94 .

В том же ключе выдержано описание своих чувств перед дуэлью с Грушницким, где Печорин открывает свою душу и признается, что любит природу горячо и неистребимо: «Я не помню утра более глубокого и свежего! Солнце едва выказалось из‑за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое‑то сладкое томленье. В ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня: он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем. Я помню – в этот раз, больше чем когда‑нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматривался я в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль! Там путь всё становился уже, утесы синее и страшнее, и наконец они, казалось, сходились непроницаемой стеной». В этом описании чувствуется такая любовь к жизни, к каждой росинке, к каждому листку, которая как будто предвкушает слияние с ней и полную гармонию.

Есть, однако, еще одно бесспорное доказательство того, что Печорин, каким нарисовали его другие и каким он видится самому себе в своих размышлениях, не сводим ни антиромантику, ни к светскому Демону.

Получив письмо Веры с извещением о срочном отъезде, герой «как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух, по дороге в Пятигорск». Теперь Печорин гнался не за приключениями, теперь ни к чему были опыты, интриги, – тут заговорило сердце, и пришло ясное понимание того, что гибнет единственная любовь: «При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья!» В эти минуты трезво мыслящий и ясно, не без афористического изящества излагающий свои мысли Печорин растерян от переполняющих его переживаний («одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку…») и не в силах их выразить («Я молился, проклинал, плакал, смеялся… нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!..»).

Здесь холодный и умелый экспериментатор над чужими судьбами оказался беззащитным перед собственной печальной участью – герой выведен горько плачущим, не старавшимся удержать слез и рыданий. Здесь с него снята маска эгоцентриста, и на мгновение приоткрылось его другое, может быть, настоящее, истинное лицо. Печорин впервые не подумал о себе, а думал о Вере, впервые чужую личность поставил выше своей. Ему не было стыдно за свои слезы («Мне однако приятно, что я могу плакать!»), и в этом была его нравственная, духовная победа над собой.

Родившийся до срока, он и уходит до срока, мгновенно проживая две жизни, – умозрительную и реальную. Поиски истины, предпринятые Печориным, не привели к успеху, но путь, по которому он шел, стал магистральным – это дорога свободного думающего человека, питающего надежду на собственные естественные силы и верящего, что сомнение приведет его к открытию истинного предназначения человека и смысла бытия. Вместе с тем убийственный индивидуализм Печорина, сросшийся с его лицом, по мысли Лермонтова, не имел жизненной перспективы. Лермонтов всюду дает почувствовать, что Печорин не дорожит жизнью, что он не прочь умереть, чтобы избавиться от противоречий сознания, приносящих ему страдания и мучения. В его душе живет тайная надежда, что только смерть для него – единственный выход. Герой не только разбивает чужие судьбы, но – главное – убивает себя. Его жизнь издерживается ни на что, уходит в пустоту. Он истрачивает жизненные силы понапрасну, ничего не достигая. Жажда жизни не отменяет стремления к смерти, желание смерти не истребляет чувство жизни.

Рассматривая сильные и слабые, «светлые» и «темные стороны» Печорина, нельзя сказать, что они уравновешены, но они взаимно обусловлены, неотделимы друг от друга и способны перетекать одна в другую.

Лермонтов создал первый в России психологический роман в русле народившегося и побеждавшего реализма, в котором существенную роль играл процесс самопознания героя. В ходе самоанализа Печорин подвергает проверке на прочность все духовные ценности, выступающие внутренним достоянием человека. Такими ценностями в литературе всегда считались любовь, дружба, природа, красота.

Анализ и самоанализ Печорина касается трех типов любви: к девушке, выросшей в условно естественной горной среде (Бэла), к загадочной романтической «русалке», обитающей близ вольной морской стихии («ундина») и к городской девушке «света» (княжна Мери). Каждый раз любовь не дает истинного наслаждения и кончается драматически или трагически. Печорин снова разочаровывается и впадает в скуку. Любовная игра часто создает для Печорина опасность, угрожающую его жизни. Она перерастает рамки любовной игры и становится игрой с жизнью и смертью. Так происходит в «Бэле», где Печорин может ждать нападения и от Азамата, и от Казбича. В «Тамани» «ундина» чуть не утопила героя, в «Княжне Мери» герой стрелялся с Грушницким. В повести «Фаталист» он проверяет свою способность к деятельности. Ему проще пожертвовать жизнью, чем свободой, причем так, что его жертвенность оказывается необязательной, но совершенной ради удовлетворения гордости и честолюбия.

Пускаясь в очередное любовное приключение, Печорин каждый раз думает, что оно окажется новым и необычным, освежит его чувства и обогатит его ум. Он искренне отдается новому влечению, но при этом включает рассудок, уничтожающий непосредственное чувство. Скепсис Печорина становится иногда абсолютным: важна не любовь, не правда и подлинность чувства, а власть над женщиной. Любовь для него – не союз или поединок равных, но подчинение другого человека своей воле. И потому из каждого любовного приключения герой выносит одни и те же чувства – скуку и тоску, действительность открывается ему одинаковыми банальными, тривиальными – сторонами.

Точно так же он не способен к дружбе, ибо не может поступиться частью свободы, что означало бы для него стать «рабом». С Вернером он сохраняет дистанцию в отношениях. Свою сторонность дает почувствовать и Максиму Максимычу, избегая дружеских объятий.

Ничтожность итогов и повторяемость их образует духовный круг, в котором замкнут герой, отсюда вырастает мысль о смерти, как наилучшем исходе из порочного и заколдованного, будто заранее предопределенного, круговращения. В итоге Печорин чувствует себя бесконечно несчастным и обманутым судьбой. Он мужественно несет свой крест, не примиряясь с ним и предпринимая все новые и новые попытки изменить свою участь, придать глубокий и серьезный смысл своему пребыванию в мире. Вот эта непримиренность Печорина с самим собой, со своей долей свидетельствует о неуспокоенности и значительности его личности.

В романе сообщается о новой попытке героя найти пищу для души – он отправляется на Восток. Его развитое критическое сознание не завершилось и не обрело гармонической цельности. Лермонтов дает понять, что Печорин, как и люди того времени, из черт которых составлен портрет героя, еще не в силах преодолеть состояние духовного распутья. Путешествие в экзотические, неведомые страны не принесет ничего нового, ибо убежать от себя герой не может. В истории души дворянского интеллигента первой половины XIX в. изначально заключена двойственность: сознание личности ощутило свободу воли как непреложную ценность, но приняло болезненные формы. Личность противопоставила себя окружающему и столкнулась с такими внешними обстоятельствами, которые рождали скучное повторение норм поведения, сходных ситуаций и ответных реакций на них, способных привести в отчаяние, обессмыслить жизнь, иссушить ум и чувства, подменить непосредственное восприятие мира холодным и рассудочным. К чести Печорина он ищет в жизни положительное содержание, верит, что оно есть и только ему не открылось, сопротивляется негативному жизненному опыту.

Применяя метод «от противного», есть возможность представить масштаб личности Печорина и угадать в нем скрытое и подразумеваемое, но не проявившееся положительное содержание, которое равновелико его откровенным размышлениям и видимым действиям.

Михаила Юрьевича Лермонтова - поэта и прозаика - часто сравнивают с Александром Сергеевичем Пушкиным. Случайно ли такое сопоставление? Вовсе нет, эти два светоча ознаменовали своим творчеством золотой век русской поэзии. Их обоих волновал вопрос: «Кто они: герои нашего времени?» Краткий анализ, согласитесь, не сможет дать ответ на этот концептуальный вопрос, в котором попытались досконально разобраться классики.

К сожалению, рано от пули оборвалась жизнь этих талантливейших людей. Судьба? Оба они были представителями своего времени, разделенного на две части: до и после К тому же, как известно, критики сопоставляют пушкинского Онегина и лермонтовского Печорина, предъявляя читателям сравнительный анализ героев. «Герой нашего времени», впрочем, был написан уже после

Образ Григория Александровича Печорина

Анализ романа «Герой нашего времени» четко определяет его главного героя, образующего всю композицию книги. Михаил Юрьевич отобразил в нем образованного молодого дворянина постдекабристской эпохи - личность, пораженную безверием - который не несет в себе добро, не верит ни во что, у него не горят глаза от счастья. Судьба несет Печорина, как вода осенний лист, по гибельной траектории. Он упорно «гоняется…за жизнью», ищет ее «повсюду». Однако дворянское понятие чести у него скорее связано с эгоизмом, но не с порядочностью.

Печорин бы и рад обрести веру, отправившись на Кавказ - воевать. В нем есть природная душевная сила. Белинский, характеризуя этого героя, пишет, что тот уже не юн, но и еще не обрел зрелого отношения к жизни. Он бросается из одного приключения в другое, мучительно желая обрести «внутренний стержень», но это ему не удается. Неизменно вокруг него происходят драмы, гибнут люди. И он несется дальше, как Вечный жид, Агасфер. Если для пушкинского ключевым является слово «скука», то для понимания образа лермонтовскогоПечорина ключевым является слово «страдание».

Композиция романа

Вначале сюжет романа сводит автора, офицера, присланного служить на Кавказ, с ветераном, прошедшим а нынче интендантом Максимом Максимовичем. Умудренный жизнью, опаленный в боях, этот мужчина, достойный всяческого уважения, первым, по замыслу Лермонтова, начинает анализ героев. Герой нашего времени - его знакомый. Автору романа (от чьего имени ведется повествование) Максим Максимович повествует о «славном малом» двадцатипятилетнем прапорщике Григории Алексеевиче Печорине, бывшем сослуживце рассказчика. Первым следует повествование «Бэла».

Печорин, прибегнув к помощи брата горской княжны Азамата, крадет эту девушку у отца. Затем она наскучила ему, искушенному в женщинах. С Азаматом он рассчитывается горячим конем джигита Казбича, который, осерчав, убивает бедную девушку. Афера перерастает в трагедию.

Максим Максимович, вспомнив былое, разволновался и передал собеседнику оставленный Печориным походный дневник. Следующие главы романа представляют собой отдельные эпизоды жизни Печорина.

Новелла «Тамань» сводит Печорина с контрабандистами: гибкой, как кошка, девушкой, псевдослепым мальчишкой и «добытчиком контрабанды» моряком Янко. Лермонтов представил здесь романтичный и художественно-завершенный анализ героев. «Герой нашего времени» знакомит нас с нехитрым контрабандным промыслом: Янко пересекает с грузом море, а девушка торгует бусами, парчой, лентами. Опасаясь, что Григорий их раскроет полиции, девушка вначале пытается его утопить, сбросив с лодки. Но когда это ей не удается, она и Янко уплывают. Мальчишка же остается нищенствовать без средств к существованию.

Следующий фрагмент дневника - повесть «Княжна Мэри». Скучающий Печорин лечится после ранения в Пятигорске. Здесь он дружит с юнкером Грушницким, доктором Вернером. Скучая, Григорий находит объект симпатии - княжну Мэри. Та отдыхает здесь вместе с матерью - княгиней Лиговской. Но случается непредвиденное - в Пятигорск приезжает давняя симпатия Печорина, замужняя дама Вера, вместе со своим стареющим супругом. Вера и Григорий решают встретиться на свидании. Это им удается, поскольку, к их счастью, весь город на представлении заезжего мага.

Но юнкер Грушницкий, желая скомпрометировать и Печорина, и княжну Мэри, считая, что именно она будет на свидании, следит за главным героем романа, заручившись компанией драгунского офицера. Никого не поймав, юнкер и драгун распускают сплетни. Печорин «по дворянским понятиям» вызывает Грушницкого на дуэль, где убивает его, выстрелив вторым.

С псевдопорядочностью в офицерской среде знакомит нас лермонтовский анализ расстраивает подлый замысел Грушницкого. Первоначально, пистолет, вручаемый Печорину, был незаряжен. Кроме того, избрав условие - стреляться с шести шагов, юнкер был уверен, что застрелит Григория Александровича. Но ему помешало волнение. Кстати, Печорин предложил оппоненту сохранить ему жизнь, но тот стал требовать выстрела.

Верин муж догадывается, в чем дело, и оставляет с женой Пятигорск. А княгиня Лиговская благословляет его женитьбу на Мэри, но Печорин и не помышляет о свдьбе.

Остросюжетная новелла «Фаталист» сводит Печорина с поручиком Вуличем в компании других офицеров. Тот уверен в своем фарте и на спор, подогретый философским спором и вином, играет в «гусарскую рулетку». Причем пистолет не производит выстрел. Однако Печорин утверждает, что уже заметил на лице поручика «знак смерти». Тот и действительно бессмысленно гибнет, возвращаясь на постой.

Вывод

Откуда взялись в России XIX века «Печорины»? Куда исчез идеализм молодежи?

Ответ прост. 30-е годы ознаменовали собой эпоху страха, эпоху подавления всего прогрессивного III (политическим) жандармским отделением полиции. Рожденное страхом Николая I перед возможностью ремейка восстания декабристов, оно «доносило о всех делах», занималось цензурой, перлюстрацией, обладало самыми широкими полномочиями.

Надежды на развитие политической системы общества стали крамолой. Мечтателей стали называть «смутьянами». Люди деятельные вызывали подозрение, собрания - репрессии. Настало время доносов и арестов. Люди стали бояться иметь друзей, доверять им свои мысли, мечты. Они становились индивидуалистами и по-печорински мучительно пытались обрести веру в себя.

Печорин – главный герой романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Один из самых известных персонажей русской классики, чье имя стало нарицательным. В статье приведена информация о персонаже из произведения, цитатная характеристика.

Полное имя

Григорий Александрович Печорин.

Его звали… Григорием Александровичем Печориным. Славный был малый

Возраст

Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти

Отношение к другим персонажам

Печорин почти ко всем окружающим относился пренебрежительно. Исключение составляют только , которого Печорин считал равным себе, и женские персонажи, которые вызывали в нем какие-нибудь чувства.

Внешность Печорина

Молодой человек лет двадцати пяти. Яркая особенность — никогда не смеющиеся глаза.

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, – верный признак некоторой скрытности характера. Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка. С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько слов.
Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском. То был блеск стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен. Вообще он был очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам светским.

Социальный статус

Офицер, сосланный на Кавказ за какую-то нехорошую историю, возможно дуэль.

Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер

Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности

Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру

я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума…

При этом обеспеченный аристократ из Петербурга.

крепкое сложение … не побежденное ни развратом столичной жизни

да притом у меня есть лакеи и деньги!

они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение

Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете…

пустая дорожная коляска; ее легкий ход, удобное устройство и щегольской вид имели какой-то заграничный отпечаток.

Дальнейшая судьба

Умер, возвращаясь из Персии.

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер.

Личность Печорина

Сказать, что Печорин — необычный человек — это ничего не сказать. В нем переплетаются ум, знание людей, предельная честность к себе и неумение найти цель в жизни и низкая нравственность. Из-за этих качеств он постоянно попадает в трагичные ситуации. Его дневник поражает искренностью оценки своих поступков и желаний.

Печорин о себе

Сам отзывается о себе как о несчастном человеке, который не может уйти от скуки.

у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим, – но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стал читать, учиться – науки также надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями – напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимание на комаров, – и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, – только мне с нею скучно… Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь – только не в Европу, избави боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге! По крайней мере я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог».

О своем воспитании

Печорин винит своем поведении неправильное воспитание в детстве, непризнание его истинных добродетельных начал.

Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна – пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

О страсти и удовольствии

Печорин часто философствует, в частности, о мотивах поступков, страстях и истинных ценностях.

А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара. Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов; душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, – лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка. Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божие.

О роковом предназначении

Печорин знает, что приносит людям несчастья. Даже считает себя палачом:

Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший свет жизни. И с той поры сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы! Как орудие казни, я упадал на голову обреченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления… Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья – и никогда не мог насытиться. Так, томимый голодом в изнеможении засыпает и видит перед собой роскошные кушанья и шипучие вина; он пожирает с восторгом воздушные дары воображения, и ему кажется легче; но только проснулся – мечта исчезает… остается удвоенный голод и отчаяние!

Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!

О женщинах

Не обходит нелестной стороной Печорин и женщин, их логику и чувства. Становится ясно, что женщин с сильным характером он сторонится в угоду своим слабостям, ведь такие не способны простить ему равнодушие и душевную скупость, понять и полюбить его.

Как быть? у меня есть предчувствие… Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет ли она меня любить или нет….

Чего женщина не сделает, чтоб огорчить соперницу! Я помню, одна меня полюбила за то, что я любил другую. Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предупреждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики.

Надо признаться, что я точно не люблю женщин с характером: их ли это дело!.. Правда, теперь вспомнил: один раз, один только раз я любил женщину с твердой волей, которую никогда не мог победить… Мы расстались врагами, — и то, может быть, если б я ее встретил пятью годами позже, мы расстались бы иначе…

О страхе жениться

При этом Печорин честно признается себе, что боится жениться. Даже находит причину этого — в детстве гадалка предсказала ему смерть от злой жены

Я иногда себя презираю… не оттого ли я презираю и других?.. Я стал не способен к благородным порывам; я боюсь показаться смешным самому себе. Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; но надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, – прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? что мне в ней?.. куда я себя готовлю? чего я жду от будущего?.. Право, ровно ничего. Это какой-то врожденный страх, неизъяснимое предчувствие… Ведь есть люди, которые безотчетно боятся пауков, тараканов, мышей… Признаться ли?.. Когда я был еще ребенком, одна старуха гадала про меня моей матери; она мне предсказала мне смерть от злой жены; это меня тогда глубоко поразило; в душе моей родилось непреодолимое отвращение к женитьбе… Между тем что-то мне говорит, что ее предсказание сбудется; по крайней мере буду стараться, чтоб оно сбылось как можно позже.

О врагах

Врагов Печорин не боится и даже радуется, когда они есть.

Очень рад; я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, – вот что я называю жизнью.

о дружбе

По признанию самого Печорина, дружить он не может:

я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!

О неполноценных людях

Плохо Печорин отзывается об инвалидах, видя в них неполноценность души.

Но что делать? я часто склонен к предубеждениям… Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

О фатализме

Сложно точно сказать, верит ли Печорин в судьбу. Скорее всего не верит и даже спорил об этом с . Однако, в тот же вечер решил сам испытать судьбу и чуть не погиб. Печорин азартен и готов проститься с жизнью, он проверяет себя на прочность. Его решимость и непоколебимость даже перед лицом смертельной опасности поражают.

Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!

После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..

В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.

Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет

О смерти

Печорин не боится смерти. По словам героя, все возможное в этой жизни он уже видел и испытывал в мечтах и грезах, а теперь скитается бесцельно, потратив на фантазии самые лучшие качества своей души.

Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я – как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте!..

И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь – из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!

У Печорина страсть к быстрой езде

Несмотря на все внутренние противоречия и странности характера, Печорин способен по-настоящему наслаждаться природой и силой стихии, он, как и М.Ю. Лермонтов влюблен в горные пейзажи и ищет в них спасения от своего беспокойного ума

Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее. Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль, все в минуту рассеется; на душе станет легко, усталость тела победит тревогу ума. Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес.

). Как показывает само его заглавие, Лермонтов изобразил в этом произведении типичный образ, характеризующий современное ему поколение. Мы знаем, как невысоко ценил поэт это поколение («Печально я гляжу…»), – на такой же точке зрения стоит он и в своем романе. В «предисловии» Лермонтов говорит, что его герой – «портрет, составленный из пороков» людей того времени «в полном их развитии».

Впрочем, Лермонтов торопится сказать, что, говоря о недостатках своего времени, не берется читать современникам нравоучений – он просто рисует «историю души» «современного человека, каким он его понимает и, к его и несчастью других, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж Бог знает»!

Лермонтов. Герой нашего времени. Бэла, Максим Максимыч, Тамань. Художественный фильм

Итак, героя своего автор не идеализирует: как Пушкин казнит своего Алеко , в «Цыганах », – так и Лермонтов в своем Печорине сводит с пьедестала образ разочарованного байрониста , – образ, когда-то близкий его сердцу.

Печорин не раз в своих записках и в беседах говорит о себе. Он рассказывает, как разочарования преследовали его с детства:

«Все читали на моём лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца; они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой».

Он сделался «нравственным калекой» потому, что его «исковеркали» люди; они не поняли его, когда он был ребенком, когда сделался юношей и взрослым... Они навязали его душе двойственность, – и он стал жить двумя половинами жизни, – одной показной, для людей, другой – для себя.

«У меня несчастный характер, – говорит Печорин. – Воспитание ли меня создало таким, Бог ли так меня создал – не знаю».

Лермонтов. Герой нашего времени. Княжна Мери. Художественный фильм, 1955

Оскорбляемый пошлостью и недоверием людей, Печорин замкнулся в себе; он презирает людей и не может жить их интересами, – он все испытал: как Онегин, он наслаждался и суетными радостями света, и любовью многочисленных поклонниц. Занимался он и книгами, искал сильных впечатлений на войне, – но признал, что все это вздор, – и «под чеченскими пулями» так же скучно, как за книгами Он думал заполнить свою жизнь любовью к Бэле, но, как Алеко ошибся в Земфире, – так и он не сумел жить одной жизнью с первобытной женщиной, неиспорченной культурой.

«Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, – говорит он, – может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать».

В этих, словах обрисовывается во всю величину незаурядный человек, с сильной душой, но без возможности к чему-нибудь применить свои способности. Жизнь мелка и ничтожна, а сил в его душе много; смысл их неясен, так как некуда их приложить. Печорин – это тот же Демон , которому спутали его широкие, свободные крылья и облачили его в армейский мундир. Если в настроениях Демона выразились главные черты души Лермонтова – его внутренний мир, то в образе Печорина изобразил он себя в сфере той пошлой действительности, которая свинцом пригнетала его к земле, к людям… Недаром Лермонтова-Печорина тянет к звездам, – не раз он восторгается ночным небом, – недаром только свободная природа ему дорога здесь, на земле...

«Тоненький, беленький», но крепко сложенный, одетый, как «денди», со всеми манерами аристократа, с холёными руками, – он производил странное впечатление: в нем сила соединялась с какой-то нервическою слабостью». На его бледном благородном лбу – следы преждевременных морщин. Его красивые глаза «не смеялись, когда он смеялся». – «Это признак или злого нрава, или глубокой, постоянной грусти». В этих глазах «не было отражения жара душевного, или играющего воображения, – то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый». В этом описании Лермонтов заимствовал кое-какие черты из своей собственной внешности. (См. Внешность Печорина (с цитатами) .)

С презрением относясь к людям, и их мнениям, Печорин, однако, всегда, в силу привычки, – ломался. Лермонтов рассказывает, что даже он «сидел, как сидит Бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслах, после утомительного бала».

Приучив себя не уважать других, не считаться с чужим миром, – он весь мир приносит в жертву своему эгоизму. Когда Максим Максимыч пытается задеть совесть Печорина осторожными намеками на безнравственность похищения Бэлы , Печорин спокойно отвечает вопросом: «да когда она мне нравится?» Он без сожаления «казнит» Грушницкого не столько за его подлость, сколько за то, что он, Грушницкий, осмелился попробовать одурачить его, Печорина!.. Самолюбие было возмущено. Чтобы потешиться над Грушницким («без дураков было бы на свете очень скучно!»), он увлекает княжну Мери; холодный эгоист, он, в угоду своему желанию «развлечься», вносит целую драму в сердце Мери. Он губит репутацию Веры и её семейное счастье все из того же безмерного эгоизма.

«Какое дело мне до радостей и бедствий человеческих!» – восклицает он. Но не одно холодное равнодушие вызывает у него эти слова. Хотя он и говорит, что «печальное – смешно, смешное – грустно, а, вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя» – это только фраза: Печорин не равнодушен к людям, – он им мстит , зло и беспощадно.

Он признает за собой и «мелкие слабости, и дурные страсти». Он готов свою власть над женщинами объяснять тем, что «зло привлекательно». Он сам находит в душе своей «скверное, но непобедимое чувство», – и он объясняет нам это чувство в словах:

«Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она, как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца, его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить по дороге: авось, кто-нибудь поднимет!»

Он сам осознает в себе наличность чуть ли не всех «семи смертных грехов»: у него «ненасытная жадность», которая все поглощает, которая на страдания и радости других смотрит только, как на пищу, поддерживающую душевные силы. У него бешеное честолюбие, жажда власти. «Счастье» – он видит в «насыщенной гордости». «Зло порождает зло: первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого» – говорит княжна Мери и, полушутя, полусерьезно, высказывает ему, что он – «хуже убийцы». Он сам признается, что «есть минуты», когда он понимает «Вампира» .Все это свидетельствует, что совершенного «равнодушия» к людям у Печорина нет. Как у «Демона», у него большой запас злобы, – и он может это зло делать то «равнодушно», то со страстью (чувства Демона при виде ангела).

«Я люблю врагов, – говорит Печорин, – хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда на страже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерение, разрушать заговоры, притворяться обманутым и вдруг, одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов – вот, что я называю жизнью ».

Конечно, это опять «фраза»: не вся жизнь Печорина ушла на такую борьбу с пошлыми людьми, в нем есть мир лучший, который часто заставляет его осуждать самого себя. Порою он «грустит», сознавая, что разыгрывает «жалкую роль палача, или предателя». Он презирает себя», – он тяготится пустотой своей души.

«Зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные . Но я не угадал этого назначения, – я увлекся приманками страстей, пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший цвет жизни. И с той поры сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы. Как орудие казни я упадал на голову обреченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления. Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил; я любил для себя, для собственного удовольствия; я удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страдания – и никогда не мог насытиться». В результате – «удвоенный голод и отчаяние».

«Я, как матрос, – говорит он, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там, на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус». (Ср. стихотворение Лермонтова «Парус »).

Он тяготится жизнью, готов умереть и не боится смерти, и если не договаривается до самоубийства, то потому только, что еще «живет из любопытства», в поисках души, которая бы его поняла: «может быть, я завтра умру! И не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно!»

Григорий Печорин - центральный персонаж романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», появившегося в конце 30-х начале 40-х годов XIX века и вызвавшего неоднозначную и весьма разнообразную реакцию у читателей. Это первый социально-психологический роман в русской классической литературе и все сюжетные перипетии, события и второстепенные персонажи показаны для того чтобы полностью раскрыть характер Печорина и личные особенности.

Роман включает пять повестей, представляющих собой некоторые этапы развития личности Печорина и раскрытие всех глубин его непростого и неоднозначного характера перед читателем.

Характеристика героя

Григорий Александрович Печорин - молодой привлекательный аристократ и офицер из Петербурга, типичный представитель молодежи 30-х годов девятнадцатого века. Он получил должное образование и воспитание, богат и независим, имеет привлекательную внешность и пользуется популярностью у лиц противоположного пола. Вместе с тем он неудовлетворен своей жизнью и избалован роскошью. Ему быстро все надоедает и он не видит для себя возможности стать счастливым. Печорин находится в вечном движении и в поисках себя: то он в кавказской крепости, то на отдыхе в Пятигорске, то вместе с контрабандистами на Тамани. Даже смерть его подстерегает тогда, когда он едет из Персии на Родину.

С помощью подробного описания внешности героя автор пытается раскрыть нам его характер. Печорин не обделен мужской привлекательностью, крепок, строен и подтянут, мундир военного ему очень идет. У него вьющиеся белокурые волосы, выразительные карие глаза, холодные и надменные, они никогда не смеются и по их выражению невозможно прочесть мысли. Светлые волосы в сочетании с темными усами и бровями придают его облику индивидуальности и неординарности.

(Печорин на коне, рисунок )

Душа Печорина горит жаждой деятельности, но он не знает куда себя применить и поэтому где бы он не появился он сеет вокруг зло и печаль. Из-за глупой дуэли погибает его друг Грушницкий, по его вине погибает дочь кавказского князя черкешенка Бэла, ради развлечения он влюбляет в себя, а затем без сожаления бросает княжну Мэри. Из-за него мучается и единственная женщина, которую он любил - Вера, но он тоже не может сделать её счастливой и она обречена на страдания.

Образ главного героя

Печорин тянется к людям, жаждет общения, но не видит отклика в их душах, ведь он не такой как они, их мысли, желания и чувства совершенно не совпадают, что делает его странным и непохожим на других. Печорин, как и Евгений Онегин у Пушкина, тяготится своей спокойной и размеренной жизнью, но в отличие от пушкинского героя он постоянно ищет способы добавить остроты в свою жизнь, и не найдя, очень от этого страдает. Его собственные прихоти всегда для него были и будут на первом месте и чтобы удовлетворить свои желания он готов на все. Ему нравиться манипулировать людьми и подчинять их себе, он получает удовольствие от власти над ними.

Вместе с тем Печорин обладает и положительными качествами и помимо упреков и порицания, вполне заслуживает и симпатии, и сочувствия. Он отличается острым умом и осуждая других, довольно самокритично и требовательно относится к себе. Печорину не чужда поэтичность и лирические настроения, он тонко чувствует природу и любуется её красотой. Во время дуэли он проявляет завидное мужество и отвагу, он не трусит и не отступает назад, его холоднокровие на высоте. Несмотря на собственный эгоизм, Печорин способен на настоящие чувства, например по отношению к Вере, оказывается, что он тоже может быть искренним и умеет любить.

(М.А. Врубель "Дуэль Печорина с Грушницким" 1890-1891 )

Личность Печорина настолько сложна и неоднозначна, что нельзя с уверенностью сказать какие чувства он вызывает у читателей: резкого осуждения и неприязни, или все таки симпатии и понимания. Основными чертами его характера являются противоречивость между его мыслями и поступками, противодействие окружающим обстоятельствам и поворотам судьбы. Герой кипит желаниями действовать, но чаще всего его поступки выливаются либо в пустые и никому не нужные действия, либо наоборот приносят боль и несчастье его близким. Создав образ Печорина, своеобразного героя своего времени, прототипов которого Лермонтов встречал на каждом шагу, автор хотел заострить внимание на нравственной ответственности каждого человека за его мысли и поступки, за жизненный выбор и как он может отразиться на окружающих людях.